Так они очутились на чрезвычайно бедном клочке суши с предельно малым количеством пресной воды и небольшим числом жителей, которые в основном занимались тем, что ловили рыбу, да разводили коз и овец.

Конечно, здесь было очень красиво: достаточно мягкие очертания покрытых низкорослым кустарником, – а местами рыжими соснами – гор, глубокие, тихие бирюзовые бухты с нависшими над ними темно-серыми скалами, в которых были высечены ведущие наверх ступеньки. Кое-где виднелись ярко-зеленые пятна платановых рощ, серебристые – оливковых, а также ряды виноградников и маленькие площадки злаковых культур.

Путешественники поселились в стоявшем на возвышенности, очень старом и запущенном доме. По слухам, прежде в нем жил то ли философ, то ли поэт, полубезумец, добровольно удалившийся в изгнание и закончивший жизнь на острове. Никто не хотел занимать это жилье, так как оно располагалось слишком высоко: тяжело носить воду, не насадишь полезных растений, да и ведущие наверх ступеньки слишком крутые и скользкие, особенно зимой, в период дождей и ветров.

Комнатки в доме были маленькие и темные, дворик зарос сорняками – они уже высохли и стояли точно мертвые стражи разорения и покоя. Ограда и веранда местами разрушились, но зато нашлась кое-какая мебель и кухонная утварь, в том числе пифос – сосуд для хранения жидкостей – и пара амфор, правда, все запыленное, закопченное, грязное. Тар сия принесла воды и немедленно взялась за уборку, а Элиар принялся воевать с сорняками – вырывал с корнем, слишком толстые подрубал мечом, складывал и выносил за ограду.

Ливия села возле кровати, на которую прилег Гай. Он давно ходил сам, но сейчас долгий и крутой подъем утомил его. Они молчали, однако Гай взял руку Ливий в свою и тихонько сжал, выражая единение и поддержку.

Наведя в комнатах относительный порядок, гречанка вызвалась спуститься вниз и раздобыть какой-нибудь еды. Она вернулась довольно быстро и принесла ячменные лепешки, немного маслин и лука, козье молоко, а потом сказала, что они с Элиаром хотят искупаться.

– Идите, – ответила Ливия, – мы вас подождем. – Потом прибавила: – Я сама накрою на стол.

Когда они ушли, молодая женщина неловко произнесла:

– Здесь красиво и тихо… очень тихо.

– Да, – отозвался Гай, – подходящее место для изгнания. – И произнес с неожиданной улыбкой: – Самое время начать искренне поклоняться богам. Как сказал кто-то из философов: «Лучше уж верить басням о богах, чем покоряться судьбе, – басни дают надежду умилостивить богов почитанием, в судьбе же заключена неумолимая неизбежность».

Ливия вспомнила, как Элиар спросил: «Вот тут, в Греции, и находится Олимп, на котором живут боги?» «Да», – ответила Тарсия, а они с Гаем промолчали.

– В конце концов все получилось так, как ты мечтала, помнишь? – продолжил Гай. – Мы вдвоем на греческом острове…

– Нет, – промолвила Ливия, заставляя себя глядеть ему в лицо, – не так. Я долго думала и решила: будет лучше, если ты узнаешь прямо сейчас. Раньше это было бы по-другому, потому что раньше я не ждала ребенка от Луция Ребилла.

Гай смотрел на нее во все глаза, и в этих глазах молодая женщина видела смущение и испуг.

– Но как же теперь быть? – наконец произнес он.

– Как ты понимаешь, изменить ничего нельзя. Остается ждать. Перезимуем на острове, а после решим, что делать дальше.

– Ты уже знала… когда бежала со мной?

– Догадывалась, – уклончиво промолвила Ливия.

– А… он?..

– Ему я ничего не успела сказать.

– Прости, – тяжело вымолвил Гай, – все это время я был погружен в свои мысли, беспрестанно думал о том, что у меня ничего нет, что я все потерял, что отныне наследие моих предков будет принадлежать неизвестно кому… Мне не приходило в голову, что должна чувствовать ты!

Ливия ничего не ответила, и так они сидели и молчали еще очень долго, а тем временем Тарсия с Элиаром спустились по высеченной в скале узкой лесенке в небольшую бухту. Тарсия любовалась волшебством света, который окутывал горы некоей трепещущей дымкой, шелковой гладью Эгейского моря – диким, чарующим, гордым пейзажем, совершенно отличным от того, какой она привыкла видеть в Риме. Потом сказала Элиару почти то же самое, что произнесла Ливия, обращаясь к Гаю:

– Как красиво и тихо! Мне кажется, я всегда мечтала здесь жить!

Элиар промолчал. Он не мог выразить то, что его тревожило. Когда человек долгое время находится в мире, где правят жестокость, сила, немилосердный случай, веленье безумной толпы, где присутствует вечная война, именно это, вольно или невольно, и становится его настоящей жизнью.

Море хранило тепло мягкой осени. Тарсия высоко зачесала волосы, свернув их узлом, сняла одежду и, осторожно ступая по песку, вошла в воду.

Они долго купались, потом улеглись на берегу, и девушка произнесла с неожиданной пылкостью:

– О, если б мы могли остаться здесь навсегда!

– Здесь? – удивился Элиар. – На этом острове? Зачем?

– Я хочу удержать, сохранить то, что имею сейчас, неважно, какой ценой!

– И что мы станем делать? – спросил он с легкой улыбкой. – Чему я должен научиться? Пасти коз?

– Почему бы и нет?

Тогда он коротко, веско произнес:

– Я воин, Тарсия.

Она сникла, вновь охваченная глубоким отчаянием.

– Я знаю. Ты не останешься со мной навсегда. Ты пойдешь дальше, вперед, за богатством и славой…

– Нет, – перебил он, – мне не нужны ни богатство, ни слава, к тому же вряд ли я когда-нибудь буду настолько прощен богами, чтобы заслужить право властвовать над другими людьми или распоряжаться большими деньгами. Просто я хочу выполнить то, что предначертано судьбой.

– Что же это?

– Пока не знаю. Но это никак не связано с мирной жизнью. Еще давно отец говорил всем нам, что мы предназначены смерти, однако надо стремиться к тому, чтобы она не нашла нас слишком быстро, и при этом сохранить достоинство и гордость. Для этого и существует воинское искусство, которое мы должны постигать. Смерти я избежал, но вот… – Он тряхнул головой, словно отгоняя навязчивые мысли. – В общем, я хочу вернуть потерянное и… – Он не успел закончить.

– Ты любишь меня? – вдруг спросила гречанка.

– Да.

– И не боишься потерять?

Он посмотрел ей в глаза долгим взглядом, потом обнял и… нет, еще никогда им не доводилось до такой степени отпускать себя на свободу – Тарсия даже испугалась столь бешеного порыва страсти, своей и его. Тот час, в течение которого они неустанно сливались в любовном порыве, без конца взбираясь на вершины наслаждения, пролетел как один миг. Потом, обессиленные, они долго карабкались на гору и, вернувшись домой, имели совершенно безумный вид. Ливия это заметила. Она смотрела на рабыню, густые длинные волосы которой стекали по спине, точно живое золото, а в глазах застыло неописуемое выражение – гречанка словно бы все еще пребывала там, на берегу, в объятиях своего друга, – и невольно завидовала ей. Сейчас в жизни Тарсии все было намного проще, чем в ее собственной…